Однажды мне захотелось навестить свою давнюю подругу детства. Мы не общались уже несколько лет и многоеизменилось в наших судьбах. Я позвонила ей, и мы договорились о встрече.
День нашей встречи был по-настоящему летним и жарким, воздух был буквально пропитан палящим солнечным зноем. Небо было чистым и голубым, таким особенным, каким бывает только три летних месяца в году. Все эти прелести природы кружили голову, сводили с ума, дарили ощущение полноты счастья. А я шла к Алене в гости и наслаждалась этими ощущениями.
Наконец, нашла дом, квартиру и позвонила. Мне не открывали. Я повторила свою попытку. Долгое молчанье. Дверь открылась, и на пороге я увидела заплаканную подругу. Она говорила по телефону,точнее, сначала говорила, а потом просто зарыдала в трубку. Увидев меня, слегка кивнула головой, я вошла и осталась стоять в пороге. Ее взгляд был устремлен впустоту. Еще примерно через минуту она взглянула на меня, перестала плакать и дрожащим голосом сказала:
-Вот и все. Повесил трубку…
Я посмотрела в ее красные воспаленные глаза, и мне стало не по себе. Они были отражением души наполненной горечью, а на ее дне лежал тяжелый камень. Я обняла Аленку обеими руками, тихои спокойно прошептав:
-Я с тобой, с тобой…
Уткнувшись в мое плечо, она поначалу заплакала с новой силой, а потом всхлипывала – все тише и тише.
-Успокоилась,- сказала она. Пошли на кухню, мне сейчас просто необходима валерьянка.
И мы прошли в маленькую, но светлую и очень уютную кухонку.
-Что случилось?- решилась спросить я.
-Меня бросили, как маленького кукушонка бросает кукушка. Оставили как старую вещь. Я говорила с отцом. Хотя стоит ли его теперь так называть?! Как думаешь, а?
-Может быть, ты все-таки объяснишь, наконец, что он тебе такого наговорил? Да и я его давно не видела. Он живет с вами?
-Нет. Два года назад он ушел отнас. Бросил, когда мама лежала в больнице, сказал, что она уже старая и больная. Я бегала зимой к маме в приемный покой одна. Помню как сейчас: темно, безлюдно, минус двадцать пять, а я бегу к ней в осеннем пальто, чтобы накормить испеченными мною блинами. Вбегаю к ней в палату, а она одна и лица на ней нет. У меня на глаза наворачиваются слезы, а я терплю, не плачу, улыбаюсь…
-Странно, — произнесла я, иостановила поток воспоминаний снисходивших с ее уст,- я не знала, что вы остались одни.
-Да. Теперь ты знаешь. Пять минут назад я набрала его номер. Услышала его недовольный голос, знаешь, совсем чужой… Я попросила у него денег, мол,нужно на подготовку. А он в ответ:« — Прости. Вы теперь вдвоем живете я тут не причем. У меня другая семья и я не обязан тебе помогать». Я начала плакать, а он повесил трубку. Он стал жестоким и совсем чужим! Как он может так поступать?! Я люблю его, а ему наплевать на мои слезы. Да, наплевать!- повторила она и вокруг воцарилась тишина. Вспоминая рассказ моей подруги, погружаюсь в глубокие раздумья. Мне обидно за Алену и ее жизнь. Но ее ситуацияне единична в современном обществе. Родитель «облико морале» прикрывается маской невинности и выглядит очень даже безобидно. В этом поведении мне многое непонятно: неужели уходя и начиная новую жизнь,для отцов или матерей дети, как и супруги, которых они оставили, становятся бывшими? Разве в документе о разводе сказано, что после бракоразводного процесса родные дочери перестают быть дочерьми, а сыновья -сыновьями?! И почему многие отцы ограничиваются только злосчастными, порой копеечными алиментами, а чисто по-человечески помочь не могут?!
И как не согласиться с тем, что он, Иуда. Человек забывший и предавший. Тот, кому чужда боль родного человека, тот, кому наплевать на слезы близких людей.
Автор: Екатерина Гаврилова. http://vkontakte.ru/ekaterina_gavrilova