Двадцать лет назад съезд народных депутатов РСФСР принял декларацию о государственном суверенитете страны, и в истории России началась новая эпоха. С тех пор изменилось многое, в том числе и язык, на котором говорит страна. Советский язык с его жестким разделением на повседневную и официальную речь ушел в прошлое; «железный занавес» рухнул, и в язык ворвался поток американизмов, а мат фактически легализовался. Что думают обо всех этих переменах в Институте лингвистики Российского государственного гуманитарного университета?
Недавняя книга Максима Кронгауза, вышедшая в свет три года назад, называлась резко и провокационно — «Русский язык на грани нервного срыва». Из самой книги, впрочем, следует, что волноваться не стоит: «Слухи о скорой смерти русского языка сильно преувеличены».
Максим Анисимович Кронгауз — профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка и директор Института лингвистики Российского государственнного гуманитарного университета. Наш разговор начинается с вопроса о фактической легализации мата в русском языке. Проникновение брани во все формы человеческого общения очень огорчает 52-летнего филолога как человека и как педагога. но как лингвист он рассматривает этот процесс с рациональных позиций.
«Мат в русской традиции был очень сильно табуированной частью лексики, — объясняет Кронгауз. — Но именно из-за этого нарушения табу производили всегда очень сильный эффект — эффект такого оскорбления, за которое можно было убить. Сейчас запреты слабеют — и брань не производит былого эффекта». По его словам, пропадает энергетика брани, из слова уходит энергия.
Чем же тогда будет ругаться следующее поколение? Трудно сказать. «Рассказывают же историю про Толстого, что он, пытаясь отучить севастопольских солдат от ругательств, придумал новые слова. И в результате прослыл матерщинником даже еще более грубым, чем его солдаты», — говорит Кронгауз.
В рабочем кабинете профессора — ничего от чиновной роскоши офисных помещений. Главное место занимает не рабочий стол профессора, а легкомысленный, без тумб и украшений, овальный столик для общих бесед… В коридорах института шумно. Только что закончились занятия, и студенты расходятся, переговариваясь между собой на вполне живом русском языке, где слова, порицаемые профессорами, звучат не чаще, чем профессиональные лингвистические термины. Кронгауз говорит что слышит по крайней мере одно-два из «этих слов» каждый раз, когда переходит внутренний дворик института.
На доске объявлений в здании — сообщения о конференциях с привлекательными для гуманитариев темами «Культура сериала: история, повседневность, нарратив» или «Археология советского». Рядом листочек, приглашающий тех, кто нуждается в книгах по историко-архи-вной тематике старых лет издания, заглянуть на седьмой этаж книгохранения. Обещана также лекция «Что такое любительская лингвистика» в Политехническом музее и семинар по невербальной семиотике «Тело в языке и культуре».
«В языке должна быть брань, — продолжает Максим Кронгауз. — И должна быть табуированная брань. Какие-то слова должны быть сильнее, какие-то слабее». Поэтому призывы чиновников наподобие «Давайте избавимся от брани» — позиция ханжеская и абсолютно нереалистическая, считает профессор. Но то, что происходит сейчас, означает, что самые запретные слова переходят в разряд обыденной словесной грязи.
Можно ли бороться с этим? Ведь уже в 2005 году администрация Белгородской области запретила ругаться матом, позднее ее примеру последовала Омская область. Нужен штраф или ка-кое-то наказание, но их осуществляет милиция. А милиция что, этих слов не употребляет?»
Интеллигенция должна бы держаться за старые нормы, но нередко поддается соблазну, нарушая прежние запреты и нормы. В этом году специальный приз национальной театральной премии «Золотая маска» получил спектакль, в котором персонажи не ругаются матом, а матом — как в жизни — говорят. Приз был вручен «За смелость и точность художественного диагноза языковой реальности, в которой живет Россия». «Мат в этом спектакле звучит как музыка», — написал один еженедельный журнал.
СЛОВО ГОДА
С 2007 года в России, как и в других странах, проводится конкурс на самое заметное слово, вошедшее в язык.
Словом 2007 года стал «гламур», ворвавшийся в русский язык так быстро и энергично, как это случается только в эпохи больших социальных перемен.
Словом 2008 года стал «кризис». Возможно, то был последний этап, когда мы относились к кризисам как к нарушениям обычного порядка вещей; теперь-то мы знаем, что как раз кризис — вещь обычная и неизбежная. Словом 2009 года оказалась «перезагрузка»; первоначально связанная с компьютерными технологиями, она обнаружила способность проникать в самые разные области.
По материалам журнала «ГЕО» июль 2010